Дженнифер Блейк - Запретные мечты [Очарование золота]

— Не траться на благодарности, Сирена. Мне они не нужны. Я предпочитаю более осязаемое вознаграждение.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, затаив дыхание.

Ответа не последовало. Вард дотронулся пальцами до своей широкополой шляпы, резко пришпорил своего коня и поскакал вслед за жеребцом Отто.

Сирена медленно подобрала вожжи, взяла хлыст и, поджав губы, слегка стегнула лошадей. Из-за облака показалось солнце, наполнив голубое небо ярким светом, легкий ветерок обдувал ее горящее лицо. Она уже почти перестала дрожать, наверное, из-за злости и удивления, которое вызвали у нее слова Варда.

Прежде чем свернуть за темно-зеленые ели, которые должны были скрыть от нее эту зловещую картину, Сирена оглянулась назад. Отто лежал на дороге, раскинув руки. Справа она увидела Варда. Он уже поднялся на холм и глядел ей вслед, сидя верхом. Его одинокая фигура четко выделялась на пустынной линии горизонта.

Ужин длился целую вечность. Поскольку сегодня утром Сирена наконец отправилась на прогулку, миссис Энсон решила, что им всем можно теперь жить по-прежнему и настало время открыть столовую. Сирена с гораздо большим удовольствием поужинала бы у себя в комнате, как бывало раньше, а потом выпила бы кофе с Натаном. Но она предпочла не мешать экономке. Это показалось ей лучше, чем давать повод к расспросам. Она и так уже натворила сегодня немало дел.

Днем, вернувшись в Бристлекон, Сирена отказалась от ленча и заперлась у себя в комнате, попытавшись успокоиться и заснуть, но это ей не удалось. Она ходила по комнате, стояла подолгу возле камина, но ничего не помогало, перед глазами по-прежнему оставалась ужасная картина — Отто, лежащий на дороге с раскинутыми руками и огромным красным пятном на груди. И все же за ужином Сирена нашла в себе силы поддерживать разговор, у нее хватило терпения дождаться, когда все выпьют кофе, и лишь потом вернуться в свою комнату.

Сирена не ожидала от миссис Энсон столь настойчивых попыток заставить ее съесть хоть что-нибудь. Экономка опасалась, что поспешила с решением перебраться в столовую, она также боялась, что Сирена переоценила свои силы. Поэтому теперь миссис Энсон с тревогой вглядывалась в лицо Сирены, такое бледное по сравнению с ярким крепом ее платья, и все время суетилась вокруг нее, предлагая одно кушанье за другим. Сирена положила себе всего понемногу, но еда так и осталась нетронутой на тарелке. Она не могла проглотить ни кусочка, она не находила сил заставить себя, и это не ускользнуло от внимания экономки.

— Вы ничего не едите, мэм. Может быть, вам не нравится ужин? Хотите, я принесу с кухни что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, миссис Энсон. Мне просто не хочется есть. — В ее голосе чувствовалось напряжение.

Натан поднял глаза.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Сирена?

— Да, у меня все в порядке, — ответила она, пересилив себя.

— Надеюсь, ты сегодня утром не переутомилась? Ты ведь уже почти поправилась.

— Да, я, пожалуй, немного устала.

Пусть он так считает, ей совсем не хотелось, чтобы Натан стал допытываться, в чем причина ее плохого аппетита. Краем глаза Сирена видела, что экономка вышла из комнаты. На лице у нее появилось удовлетворенное выражение, когда Натан заговорил наконец с женой.

— Ты бы могла сказать, что собираешься прокатиться. Я бы с удовольствием поехал с тобой.

— Конечно, Натан. Просто эта мысль пришла мне в голову неожиданно, вот и все.

— Я хочу, чтобы в следующий раз ты взяла кого-нибудь с собой.

Сирена ответила ему долгим взглядом.

— Мне кажется, в этом нет необходимости.

— А мне не кажется. Мне сказали, что одна из лошадей порезала шею, когда ты отошла от коляски.

— Надеюсь, с ней не случилось ничего страшного, но мне ее очень жаль.

— Говорят, эту рану можно вылечить маслом Флеминга, и довольно быстро.

— Я очень рада. Не понимаю, как это могло случиться, — сказала Сирена, глядя в тарелку. Потом она поправила шаль на плечах. — Наверное, лошадь порезали, когда прозвучал предупредительный выстрел. На улицах поднялся страшный переполох, сбежалось столько людей. Меня окружили со всех сторон.

— Я слышал выстрелы, когда был в городе, — кивнул Натан. — Только дело в том, что та скотина, которая так поступила с прекрасной лошадью, скорее всего не станет долго раздумывать, увидев, что сможет сделать нечто похуже с женщиной, которая разъезжает в одиночку, — Я понимаю, но я не люблю, когда мне что-нибудь запрещают.

Натан собрался что-то сказать, но неожиданно задумался. Увидев его хмурое лицо, Сирена вспомнила, как с ней обходился Вард. Неужели это опять повторится, теперь уже с Натаном? Похоже, она ничего не могла сделать в таком положении.

Наконец Натан проговорил:

— И все-таки я настаиваю, чтобы ты ездила в город вместе со мной. Пойми, я говорю так не из эгоизма, я просто волнуюсь за твою безопасность.

— А тебе не кажется, что ты имеешь в виду лишь условности? — Сирена почему-то не могла удержаться, чтобы не поспорить. Взяв бокал с водой, она обнаружила, что у нее трясутся руки, а зубы стучат о его край.

Что скажет Натан, если узнает, что она убила Отто? Назовет ли это счастливым избавлением, как Вард? Или заставит ее заявить в полицию? Сирена уже успела понять, что Натан никогда и ни в чем не преступал закон, и это заставляло ее молчать. Он мог сколько угодно развлекаться на Мейерс-авеню, он мог заводить сколько угодно любовниц, мог взять себе в жены нищенку, но он никогда не рискнет пойти на поступок, не свойственный человеку с его положением в обществе. Он предпочитал, чтобы его жизнь хотя бы внешне соответствовала принципам, принятым в кругу его знакомых, равных ему людей. Сейчас он принадлежал к числу самых крупных золотопромышленников в городе и его окрестностях. И, следуя их принципам, он вполне мог обратиться к властям. Натан мог не только заявить об убийстве, но и обвинить шерифа в халатном отношении к своим обязанностям, в том, что тот позволил, чтобы его супруга стала жертвой нападения, вместо того чтобы этого не допустить. Но даже в этом случае результат все равно получится одинаковый: начнутся допросы, расследование, и, сколько бы Натан ни старался, ее обязательно будут судить. Нет, она не могла сказать ему правду.

— Я, наверное, не понял твой вопрос, — между тем сказал Натан.

— Мне кажется, ты больше беспокоишься о том, что обо мне подумают другие, чем о моей безопасности.

— Но это же просто нелепо!

— Правда? А мне почему-то так не кажется. Сегодня утром я убедилась, что меня, скорее всего, не примут в общество местных матрон, как бы я себя ни вела.

— О чем ты говоришь? — спросил Натан. На переносице появилась складка озабоченности.